Vampire: The Masquerade, Revised

Сила 1, Ловкость 3, Выносливость 2.

Сила Воли: 2, Уровни здоровья: OK, -l, -3.

Атака: Укус на один кубик.

Способности: Бдительность 3, Уклонение 3, Скрытность 2.

Запас крови: 1/4 (1 один пункт крови из 4 летучих мышей).

Примечание: Летучие мыши могут летать со скоростью 40 км/ч. Вампиры, владеющие дисциплиной Превращение, перекидываются в летучих мышей, которые крупнее и намного агрессивнее обычных.

Категории: Vampire: the Masquarade |

Clanbook: Tremere, 
Revised

Цитата: Я просто хочу лучшего для парней.

Мало кто понимает, как это тяжело — вырасти в грязи рабочих окраин. Имея пьющих родителей, множество братьев-сестер и ограниченные возможности, Вам ничего не оставалось, кроме как рано столкнуться с истинным положением дел, никто другой не дал бы Вам лучшего мира, или хотя бы надежду на него, так что Вам приходилось довольствоваться тем, что можно было найти. Это означает, что вам пришлось бросить школу, дабы пойти работать на завод. Затем Вы перебрались в доки. Школой жизни для вас послужило тяжелое и однообразной бытие. Убогие пивнушки, случайные драки, тяжелые станки да «Очаковское» наполняли вашу жизнь — и обозримое будущее.

Поскольку вы работали в доках, то держали рот на замке, а уши — настороже. Выпивая с другими рабочими, Вы узнавали, где дела решаются с помощью взяток. Официальное членство в профсоюзе и все, что с ним связано, явно предоставляло работяге путь наверх, поэтому Вы намерились взобраться по этой лестнице. До Вас были и другие лидеры, но при разработке своей тактики Вы учли их ошибки. Позиционирование себя как человека из рабочего класса обеспечило Вам его поддержку, а Ваша привычка терпеливо выжидать перед прыжком означала, что Вы знали, каких промахов избегать. Даже когда маячили неизбежные конфликты между управленцами и рабочими, Вы могли повлиять на решение — за вами стояла сила рабочих. Хотя такая жизнь не была сладкой, Вы решили взять от нее все.

Переговоры поздней ночью стали для Вас рутиной, как только Вам пришлось одновременно «утрясать» «особые» дела, вникать в местную политику в надежде использовать разногласия в своих целях, требования руководства и влияние в криминальных кругах. Как бы то ни было, Вы явно располагали чем-то, что было необходимо всем, и Вы сопротивлялись каждой из сторон. Даже угроза грубой силы не сдвинула Вас с места; Вы ожидали худшего. Ваши производящие впечатление решимость и организованность привлекали все больше и больше внимания, пока не стало ясно, что Вам предстоит вечно работать на кладбище. В конце концов, каждый столь же целеустремленный, как Вы, может понять, что нужно Тремерам, но ваша чрезвычайно настойчивая воля была настоящим подспорьем.

Концепция: Выцарапав свою судьбу из помойки, вы лишь приземлились на дне другой выгребной ямы. Снова борьба за продвижение наверх, по, крайней мере, у Вас есть время, чтобы полностью все уладить.

Все, что Вам нужно, — это убедиться, что Вы не нарушили одно из странных правил поведения, поскольку теперь возможности ошибиться не будет.

Подсказки по отыгрышу: Хотя Вы не сильно образованны и не обладаете жутким красноречием, Вы, по крайней мере, осознаете свои недостатки, потому не болтаете лишнего. Обычно это усыпляет бдительность людей впечатлением от Вас как от глупца. Когда Вы ведете переговоры, то делаете это без чувства коллективизма. Поскольку на Вашей стороне группа поддержки, какой нет у других, Вы можете говорить с позиции силы. Время от времени Вы можете быть «тихоней», но обычно Вы не суетитесь; вы просто позволяете людям считать себя не стоящим внимания, а затем сокрушаете их мощью своей власти, прикрытия и верности.

Оснащение: Портфель, заряженный револьвер, планы завода, черная книжечка с номерами телефонов местных политиков и криминальных авторитетов.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Тремере | Образцы персонажей |

Clanbook: Malkavian, 
Revised

Предыстория: Не все Малкавианы получают Становление ради служения великой цели. Не всех Малкавианов ведет злоба, отчаяние или хотя бы жалость. Иногда основной причиной выбора становится схожесть.

Элизабет Энн Морроу в детстве исколесила все Соединенные Штаты, потому что росла в семье кадрового военного. Ее отец отличался сдержанностью, мать была слабой и нечестолюбивой; и если бы не брат Дэвид, она, может быть, и вовсе не смеялась бы. Постоянные переезды из города в город и смена школ наложили свой отпечаток на все ее детство. Она бы сдалась намного раньше, чем пришло ее время, но отец и брат просто не позволили ей сделать этого.

Как и почти все американцы, Лиззи была не готова к Вьетнаму. Она не была готова к тому, что Дэвид по желанию отца запишется в армию. Она была не готова к тому, что ее брат отплывет во Вьетнам. И в ночь, когда отец позвонил домой и сообщил, что Дэвид погиб, Лиззи не выдержала.

Лиззи не помнит всего, что произошло с ней, знает лишь, что в ночь после получения страшного известия она бежала из дома и что совсем не была готова к жизни на дорогах. Она помнит, как ее подобрал остановившийся грузовик, а затем – вспышки боли и горя, но остального ее память не сохранила. Она почти не помнит, как ее преследовал незнакомец, от которого она никак не могла скрыться. И совсем слабо помнит убогий отель в 20 милях от Остина, где ее осушили до капли и перевели на другую сторону.

Такая расшатанность не помешала Лиза овладеть всеми навыками, необходимыми вампиру – и Малкавиану. Хотя прежняя здравость мышления к ней не вернулась, сейчас она почти полностью контролирует свою психику. Время, проведенное с Мойрами, немного повысило ее самооценку, хотя эмоционально она очень зависима и имеет дурную привычку «липнуть» к первым встречным в поисках поддержки. Остальные Мойры стараются ее защитить, их пугает мысль о несчастной тоскующей Лиззи, ставшей рабыней Клятвы Крови.

У Лиззи, как одной из Мойр, было немало возможностей отточить актерское мастерство, хотя их творения – это скорее выступления, чем спектакль. Видения к ней приходят так же свободно, как и к остальным Мойрам, а ее способность располагать к себе людей помогает получать нужную информацию.

Более того, Лиззи обычно поручается заманивать пищу к убежищу; она легко убеждает подвыпивших гуляк, что можно потехи ради забраться в старый театр, и воспринимает это как игру. Лиззи владеет Доминированием, что позволяет ей стереть у жертв память и заменить ее ложными воспоминаниями о том, что случилось в театре. Иногда она развлекается, вкладывая воспоминания о гигантских крысах с острыми зубами. Ее способность заманивать жертв для товарищей принесла ей прозвище «наш рыболовный крючок» - так ее называет Джек. Саму ее все это веселит.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Малкавианы | Персонажи из книг |

Children of the 
Night

Происхождение: Лиль Хаак вырастил ее отец, учитель из университета Амстердама. Он обучал ее философии дома и разрешал ей буквально все, даже прогуливать уроки. Студенты колледжа называли ее «миссис Хаак» и она принимала это прозвище, не понимая комплекса Электры в своих чувствах.

Отец умер когда ей было 13 лет и одна из университетских семей взяла «миссис Хаак» к себе. Она была пугающе умной и посещала школьную библиотеку. Когда она наткнулась на «Эссе о колдовстве», ее увлекла идея о том, что можно контролировать силы природы. Так же ее увлекала мысль о том, что с мертвыми можно общаться и их можно воскрешать.

В течение следующих 32 лет Лиль изучала мистику. После того как тома Гронингена, Лейдена и Утрехта из университетской библиотеки больше не могли удовлетворить ее она стала проводить время с беглым гугенотом, который знал о вещах, на которые ее книги только намекали. По мере того как росла ее сеть связей она поняла, что всяческие черные кошки и телята имеют слабо отношение к магии и немного разузнала о сверхъестественных существах. В одну из ночей 1779 года она постучалась в двери единственной капеллы в Амстердаме и сказала ее регенту Торбеку что она готова стать такой же, как и он.

Сказать, что Торбек был удивлен – значит не сказать ничего. Смертная женщина обнаружила его капеллу и кое-что знала о его природе Сородича. Поняв ее ценность и целеустремленность, он решил не убивать ее немедленно. После нескольких лет бесед и еще нескольких лет раздумий Торбек наконец согласился сделать ее «такой же как и он».

Лиль училась быстро. Она была привязана к своему сиру, однако отрешилась от ночного общества Сородичей. Она погрузилась в учебу и лишь смерть Торбека в 1989 году от рук Шабаша заставила ее показаться внешнему миру.

Лиль очень уважала своего сира и знала, что ей предстояла еще многому у него научиться. Она крайне разозлилась из-за того, что у нее отобрали ее сира и решила жестоко покарать тех, кто это сделал. В это же время верховный регент низких стран решил, что Лиль должна возглавить капеллу и занять место Торбека в качестве примогена. Она наладила связи среди Сородичей и наводнила Амстердам магическими разведчиками, чтобы те собирали для нее информацию. Она потратила почти десять лет на то, чтобы разузнать о тайнах города и его Сородичей и результат шокировал ее.

Князья Бельгии, Голландии и Люксембурга давно были объединены в группу под названием Консорциум. Князь Амстердама и член Консорциума по имени Арджан Вурхис потерял свое лицо из-за того что не смог справиться с вторжением отвратительной семьи Берин из клана Джованни. Однако недавно удача улыбнулась князю Вурхису. Он заключил соглашение с Хендриеом ван Дайком, свободным агентом из Люксембурга, и тот с помощью своих независимых сил нанес удар по Джованни города. Операция оказалась успешной, но пока Консорциум поздравлял Вурхиса, Лиль сделала шокирующее открытие. Она раздобыла свидетельство (не прямое доказательство, но близкое к этому), что ван Дайк был одним из лидеров Шабаша. Было похоже, что операция против Джованни была осуществлена им для того, чтобы отвлечь внимание от действий Шабаша в Амстердаме, в том числе и убийства ее сира.

Разозленная Лиль поссорилась с Вурхисом и потребовала, чтобы на ван Дайка объявили кровавую охоту. Если бы она была более политически искушенной, то наверняка бы вела себя более тактично. Князь находился на волне успеха после этой операции и если бы стало известно о том, что его обманул Шабаш, его позиция в Консорциуме оказалась бы шаткой в лучшем случае. Вурхис решил игнорировать все это и пригрозил Лиль, что объявит ее истеричной ренегатшой, если она расскажет об этом другим князьям. После нескольких недель споров Лиль приняла решение, которое навсегда изменило ее место среди Сородичей.

Она пошла к Джовании.

Она заключила тайную сделку с семьей Берин Некромантов. Он согласилась сообщать им о любых действиях, которые Вурхес соберется предпринять против их интересов. Взамен они должны были помочь ее вендетте против Шабаша. Если бы отношения сложились хорошо, в будущем Лиль могла бы попросить их еще о какой-либо услуге.

Вскоре все общество Сородичей всполошилось. Говорили о том, что Лиль обнаружила большой ковен Шабаша и собственноручно выкурила их, а некоторых даже убила. Публично князь Вурхис аплодировал ей, однако в тайне проклинал за то, что она подорвала его авторитет. Так же его интересовало, как она смогла провернуть это в одиночку и он решил разузнать правду.

Теперь Лиль оказалась в центре четырехстороннего противостояния. У нее, Вурхиса, Берин и ван Дайка из Шабаша есть свои карты на руках и в конце этой игры кто-то из них преуспеет, а кто-то встретит свою Окончательную Смерть. Лиль желает выйти сухой из воды, обучиться некромантии Джованни и при это не быть проткнутой колом и оставленной на солнце. Она думает что это может привести ее на один шаг ближе к ее мертвому отцу, который преследовал ее с самого детства.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Тремере | Персонажи из книг |

Children of the 
Night

Происхождение: Сэм Мэйберри родился в Нью-Джерси, в районе для всех американских семей. Он получил типичное для среднестатистического жителя пригорода воспитание, ходил в Рутгерс и даже в медицинскую школу. Сэм понял, что из-за дрожи в руках его мечта стать хирургом никогда не сбудется. Тогда он решил изучать патологии, где нервная дрожь не имела большого значения. Сэм был легким на подъем юношей, и то, что вокруг него постоянно находились трупы никогда не беспокоило его. По крайне мере они никогда не осуждали его и не сомневались в его трясущихся руках.

Сэм стал коронером и был весьма заинтересован в том, чтобы использовать свой медицинский опыт для того, чтобы раскрывать преступления. Он женился на своей возлюбленной, с которой встречался со старшей школы и она родила ему двух дочерей-близняшек. Однако его мечты о тихой и спокойной жизни закончились с началом Второй Мировой. Сэм пошел на военную службу и очутился на европейской фронте уже ближе к концу войны. Он был одним из первых американских солдат, которые вошли в Аушвиц, и увиденные там ужасы навсегда изменили его. Учиненные там зверства уничтожили его веру в доброту человечества. Когда его служба окончилась, Сэм вернулся домой к любимой и своей семье и попытался забыть о том, что ему довелось испытать.

Однако нормальная жизнь продолжалась чуть больше года. Серия особенно странных убийств бросила вызов его опыту и напомнили о войне. Ужасно искалеченные и обескровленные тела стали появляться повсюду, иногда по несколько сразу. На некоторых телах были просто нереальные травмы, например грудная клетка одной женщины выглядела так, как будто она сама выскочила из ее груди. Детективы, которые вели следствие, верили, что это просто была работа сумасшедшего. Сэм пытался убедить полицию, что здесь что-то не так, но они решили просто все эту замять. В конце концов он обратился в прессу. Когда он вернулся домой, то обнаружил, что его жена и дочери так же стали жертвами.

Позже этой же ночью, бродя в пьяном оцепенении, Сэм узнал, насколько сверхъестественными в действительности были эти убийства. Джордж Фредерик, работавший на Камарилью Самеди находился в городе и следил за деятельностью Шабаша. Заинтересованность Сэма в убийствах привлекла внимание как Фредерика, так и Шабаша. Фредерик видел, как Шабаш убил семью Сэма, и он знал, что он также доберется и до Сэма. Фредерик спас Сэма от кошмарной смерти и обрек его на еще более ужасное существование.

Сэм воспринял все это с болезненным очарованием, что оставило след в его душе, которой не исчез и в эти ночи. Он решил воспользоваться всеми своими знаниями и опытом для чего-либо позитивного, и теперь он мог изучать смерть такими способами, о которых раньше он и не мог мечтать. Фредерик оказался великолепным учителем и ментором. После окончания гротескного обучения у своего сира Сэм взял себе имя Литрак, в честь чудища из одной истории, которую он слышал в детстве, чтобы обозначить этим свое новое существование.

У Фредерика был долг перед кланом Носферату и в особенности перед юстициарием Петродоном. Он вынашивал свои политические амбиции в течение веков и попросил Фредерика натренировать для него смертоносное и бесшумное орудие возмездия, и Литрак стал этим оружием.

Литрак доказал свою ценность, приведя нескольких ключевых членов Шабаша к их Окончательной Смерти. Он не получал удовольствия от убийств, но он видел в Шабаше мерзость и оскорбление той человечности, что все еще оставалось в нем. Он лишь делал свою работу, выполняя приказы своего нового начальства, Камарильи и Кока Робина. Его работа сродни работе коронера – она неприятна, но помогает сделать мир лучше. Литрак все еще любит многие вещи, которые нравились ему при жизни. Например, он любит проводить время восстанавливая машины 50-х годов, и это его хобби.

Робин отблагодарил Литрака за его службу, сделав его одним из своих архонтов. Литрак оправдал его ожидания, и Робин никогда не сожалел о своем решении.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Самеди | Персонажи из книг |

Vampire: The Masquerade, Revised

Сила 4/6, Ловкость 2, Выносливость 3/5.

Сила Воли: 2/4, Уровни здоровья: OK, OK, -1, -1, -2, -2, -5, Обездвижен.

Атака: затаптывание или лягание на шесть/семь кубиков; укус - три кубика.

Способности: Бдительность 3, Атлетика 2, Драка 1 (Борьба 3, Эмпатия 2, Запугивание 2).

Запас крови: ?.

Примечание: Лошади обычно боятся нежити, но могут быть приучены ходить под седлом. Способность с правой стороны косой черты или в скобках относится к тяжеловозу или другому крупному коню.

Категории: Vampire: the Masquarade |

Vampire: The Masquerade, Revised

Атрибуты (человек): Сила 4, Ловкость 3, Выносливость 4, Обаяние 3, Манипулирование 2, Внешность 3, Восприятие 4, Интеллект 2, Сообразительность 4.

Способности: Бдительность 3, Знание животных 3, Атлетика 2, Драка 4, Ремесла 2, Уклонение 2, Экспрессия 1, Огнестрельное оружие 2, Запугивание 3, Расследование 2, Лидерство 1, Лингвистика 1, Медицина 1, Ближний бой 3, Оккультизм 3, Скрытность 3, Выживание 4.

Эквивалентные Дисциплины: Стремительность 4, Могущество 2, Превращение 4.

Человечность: 6.

Сила воли: 7.

Гнозис: 6.

Категории: Vampire: the Masquarade | NPC |

Clanbook: Toreador, 
Revised

В мире смертных Люси Кэннон (настоящее имя Мона Джинджерт), наверное больше всего известна благодаря небольшому эпизоду в «Комедии трагедий» на HBO. Благодаря ей в ужасном второсортном фильме «Случайная бабушка» («Grab Bag Grandma») появился этот единственный смешной эпизод.

Камарилья же знает ее как женщину, доведшую главу одной очень влиятельной часовни Тремеров до бешенства. Перед Князем. На Элизиуме. И для этого ей потребовалось всего лишь пять минут безупречного добродушного подтрунивания.

Тем, что она смогла довести обычно хладнокровного Тремера до настолько безумной жажды крови, что он потерял контроль над своим колдовским умом и атаковал ее оголенными клыками – в такой ярости, что его пришлось усмирять, как бешеную собаку, – она заслужила вечную вражду Цинциннатских Чернокнижников. Этим она также заслужила восхищение приятелей-Тореадор.

Она проводит свои ночи в дороге, путешествуя от города к городу, смело выступая перед переполненными заведениями. Куда бы она ни пошла, ее везде уважают, почти боятся окружающие Собратья. В конце концов, когда ты потенциально бессмертен, по-настоящему мерзкий призрак вроде часто цитируемой фразы про «завари тампон» (шутка, после которой понесло Тремера) может в буквальном смысле преследовать тебя вечно, даже если сказавший ее давно умер от твоей руки. Ты предпочел бы, чтобы кое-какие фразы не связывали с твоим именем.

Люси не показывала свое убийственное остроумие после инцидента в Цинцинатти, но все Собратья знают о нем и стараются не давать ей повода. Более того, она заручилась поддержкой других Тремеров, чтобы те предоставили ей местных телохранителей и амулеты, чтобы защититься от тауматургической мести – и чтобы удовлетворить свои запросы, которые, по слухам, были очень требовательны и причудливы.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Тореадоры | Персонажи из книг |

Children of the 
Night

Происхождение: Люсинда ничего не помнит о своей жизни до того, как она получила Становление от Северуса, юстициария Вентру. Он избрал ее в качестве своего архонта, и она быстро выучила его уроки и отточила свою интуицию то потрясающей остроты.

Люсинда служила практически каждому юстициарию Вентру – иногда по их запросу, иногда по собственной инициативе.

Люсинда восстала из топора и обнаружила, что ее бывший любовник Михаэлис стал юстициарием. Она разыскала его – и оказалась привязана узами крови к Сетитше Кементири. Когда Тремеры узнали об этом, они вызвали ее на конклав в Мюнхен. Конклав объявил глобальную кровавую охоту на Кементири и на нем был создан Красный Список, перечень наиболее разыскиваемых Камарильей Сородичей. Люсинда была назначена первым аластором (агентом, который охотится на вампиров из Красного Списка), и ее отправили охотиться всеми за анафемами, кроме Сетитши, которую ей запретили преследовать.

Тем не менее, она безуспешно много лет охотилась за Кеминтири, желая тайно предложить ей свою преданность. Люсинда поймала и уничтожила множество врагов Камарильи, но Сетитша ускользала от нее. Она поняла, что для Кеминтири она была лишь удобным инструментом и что Сетитша отбросила ее, когда в ней больше не было надобности. Это прозрение лишь усилило ее решимость. Ее любовь заменилась пламенной ненавистью к Змее. Тем не менее ей понадобились годы, чтобы разорвать узы, и возможно это удерживало ее от поисков Кементири. Когда же она наконец освободилась, то была уже слишком измотана, чтобы продолжать свою охоту. Люсинда на несколько лет впала в торпор.

Люсинда пробудилась осенью 1994 года и обнаружила первый признак Кеминтири, к которой она некогда была привязана узами крови – письмо к анафеме. В нем упоминалось еще несколько анафем и упоминалось о попытке создать союз между теми, кто занесен в Красный Список.

Обеспокоенная письмом, но не желающая оставлять этот след, который вел к ее добыче, Люсинда решила не показывать письмо Внутреннему Кругу или юстициариям. Вместо этого она сама решила идти по следу. К несчастью, след уже остыл, и она не обнаружила ничего кроме быстро покинутых убежищ, оборванных связей и жестоких устранений следов присутствия.

Наконец уставшая и расстроенная, она показала свою находку Внутреннему Кругу на конклаве в Венеции. Они долго расспрашивали ее касательно упущенных ею вампиров: возможно это письмо было лишь обманом, ложным следом для аласторов, или неким тайным заговором, который связывал анафем с лидерами Шабаша? После ее свидетельств Люсинду отпустили, и старейшины остались наедине обсуждать свои дела.

Когда конклав назначил Люсинду юстициарием Вентру, никто не был так удивлен, как она сама. Чувство долго заставило ее принять это назначения, не смотря на изначальные опасения. Люсинда гадала о причинах своего назначения – возможно ее избрали для особой цели, например чтобы охотится за вампирами из Красного Списка. Разумеется, она знала об этих преступниках больше, чем любой другой старейшина. Так же она верила, что ее расследование могло затронуть что-то более глубокое, чем она думала прежде – например знаки пробуждения Патриархов или приближения последних ночей. Как бы то ни было, Люсинда страстно желала дальнейших ответов.

Люсинда назначила несколько архонтов еще до окончания конклава, и они исчезли немедленно после его окончания. Первые слухи о них появились лишь несколько месяцев спустя. В салонах Северной Америки старейшины принялись шептать, что юстициарий заслала своих шпионов в города, чтобы наблюдать за князьями, чья лояльность Камарилье была под сомнением.

Первым и единственным ощутимым признаком деятельности Люсинды стала жестокая битва между тремя Сородичами и каким-то чудовищным существом в парке Голден Гейт в Сан-Франциско. В этом покрытом туманом месте Люсинда и ее архонты вышли на след Самеди Дженины. Эта анафема была опасной серийной убийцей, которая ставила под угрозу Маскарад, оставляя своеобразные стихи на мести своих преступлений. Битва длилась почти полчаса прежде чем архонтам удалось всадить в Дженину кол и обездвижить ее. Месяц спустя Люсинда представила Дженину Внутреннему Кругу, а затем исчезла, отправившись на новые поиски.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Вентру | Персонажи из книг |

Children of the 
Night

Происхождение: Единственным юстициарием, которому удалось сохранить свою должность в эти неспокойные ночи является Мадам Гил, и Внутренний Круг считает ее необходимым злом (крайне необходимым и крайне злобным). Даже среди юстициариев Гил выделяется безусловным отсутствием сострадания: ее способность обнаруживать предателей и преступников в коридорах власти стала поводом для многих ужасных историй.

Девочка, которая позже станет Мадам Гил, родилась среди запустения во Франции, в крестьянской семье. Бедная и обычно голодная, она тем не менее расцвела в существо удивительной красоты. Когда ей было 16, то ее обручили с Люком, юношей из соседней деревни, с которым она флиртовала на предыдущей весенней ярмарке.

Однако затем холодные клыки барона Воллгирра отняли у нее жизнь. Воллгирр, который был старым и злобным Сородичем и повелевал целой провинцией, заметил юную будущую невесту, когда она танцевала на празднике урожая. Ее красота что-то расшевелило в его мутной крови, и поэтому он призвал ее в свое имение среди далеких холмов.

Мрачные опасения девушки насчет своей судьбы вскоре переросли в ужас, когда барон раскрыл перед ней свою истинную природу и выпил ее кровь. Получив Становление, она восстала в качестве наложницы барона, однако это одинаково иссушило ее тело и душу, и от нее осталась лишь жалкая и выцветшая оболочка.

Для Воллгирра его новый приз был лишь крестьянской девушкой, которая сегодня была развлечением, а завтра могла стать обедом. Как же шоком для него было, когда одним вечером он проснулся с колом в сердце, а его замок был объят пламенем. Так Воллгирр и его жертва исчезли из истории.

Дворы Франции времен Ренессанса во многих смыслах были вершиной культуры Сородичей этого региона и вампиры со всего света приезжали сюда чтобы посмеяться, потанцевать и отвлечься от огненных штормов Реформации и Шабаша. Среди всей этой торжественности и многолюдности было легко встретить другого Сородича, даже столь очаровательного, как Мадам Гиллес. Ее естественные шарм и изящество легко компенсировали недостаток манер, однако некоторые слишком циничные Сородичи все же подмечали ее неотесанность и юной представительнице клана Тореадор не оставалось ничего другого, как быстро учиться. Вскоре у нее не было недостатка в поклонниках как среди смертных, так и среди вампиров, а если один или даже несколько ее знакомых Сородичей исчезали время от времени – что ж, ночью по дорогам бродили ужасный Шабаш и жестокие оборотни, и вампиры вполне могли пропасть за стенами городов. Мадам Гиллес стоило немалых усилий находится на периферии общества вампиров и быть заметной, но никогда не привлекать к себе излишнего внимания.

В начале семнадцатого века она снова встретилась со своим Люком. Когда Мадам Гил увидела его на балу, то почти упала в обморок, так как подумала, что увидела призрака или же далекого потомка своей старой любви. По правде говоря, он и был чем-то вроде этого: когда давным-давно Люк услышал о том, что ее вызвал к себе барон Воллгирр, он в печали покинул свое деревню и отправился странствовать. Однажды ночью на него напала разношерстая банда чудовищ, один из остатков тех толп, которые терроризировали ночи во время Восстания Анархов. Не будучи уже анархами и так и не став частью зарождавшегося Шабаша, эти вампиры проводили свои не-жизни в убийствах и грабежах. Они напали на Люка, чтобы убить и выпить его кровь, однако он столь доблестно и отчаянно сражался с ними, что один из банды решил проклясть его Становлением. Люк некоторое время путешествовал вместе с бандой, однако затем большая ее часть была уничтожена стаей Шабаша, а выжившие пошли дальше своими дорогами. С тех пор Люк существовал почти также, как и Мадам Гиллес, ведя себя тихо и обитая на задворках общества Сородичей.

Они рассмеялись, как и на весенней ярмарке давным-давно, и испили друг из друга несколько раз. Мадам Гиллес рассказала Люку, как она приобрела силу благодаря крови старого и злобного Сородича и Люк с интересом слушал, когда она рассказывала о своей привычке выслеживать и убивать тех чудовищ, которых она была способна убить. Влюбленные принесли клятву избавиться от мира Проклятых, которые уничтожили их смертное счастье, и на некоторое время Люк и Мадам Гиллес стали самыми чудовищными диаблеристами во Франции.

Их преступления резко оборвались, когда пара попыталась убить дитя самого Франсуа Вийона. Этот поступок привел к ужасным последствиям: Люк принял основной удар на себя и на него была объявлена кровавая охота, а убитая горем Мадам Гиллес бежала в безлюдную местность и снова исчезла со страниц истории.

По правде сказать, Мадам Гиллес не совсем исчезла, а погрузилась в подпольный мир анархов. Снедаемая яростью из-за убийства Люка она скоро превратились в чудовище среди Сородичей-изгоев. Когда грянула революция и аристократы как смертных, так и Сородичей стали попадать на гильотину, Мадам Гиллес оказалась в самой гуще кровавого террора.

Как это часто бывает в истории, вскоре революция вышла из-под контроля и Мадам Гиллес едва не была казнена сама, ей удалось выжить лишь пожертвовав многими важными пешками. Ее союзникам не так повезло, и Мадам Гилллес (которая теперь безо всякой иронии называла себя Мадам Гил) заключила союз с древним и корыстным Сородичем, которого она презирала больше всего, Франсуа Вийона. Отдав себя в его власть и с трудом скрывая свою истинную личность, Гил доказала свою ценность при восстановлении Франции и вскоре она уютно устроилась в организации, которую ненавидела больше всего на свете.

В течение следующих двух веков она продолжала успешно вести дела и доросла до должности юстициария. В этой роли Гил была пугающе эффективна, и никто не мог так профессионально искоренять коррупцию в Камарилье как она. Она вымещала свою ярость разоблачая и уничтожая старейшин секты и ничто не доставляла ей такого удовольствия, как медленно мучить до смерти старых и до этого неприкасаемых Каинитов.

Три года спустя, проводя обычное расследование убийства, которое совершил некий весьма эффективный убийца Шабаша, измученная Мадам Гил снова столкнулась с призраком из своего прошлого. Преследуя убийцу до его логова, Гил узнала, что он был не кем иным как Люком, которому столетия назад удалось спастись от кровавой охоты. После этого он вынужден был искать милости у Черной Руки. Теперь Люк был храмовником на службе у ужасного Шабаша, ветераном столетней войны.

Когда эти два Каинита встретились, то их кровь запела, они сжали друг друга в кровавых объятьях и поклялись больше никогда не расставаться. Разумеется, это союз был под запретом у обоих сект, однако пара продолжала тайно встречаться в течение многих лет. Теперь Мадам Гил идет по узенькой тропинке между своей вновь обретенной любовью и своей не-жизнью. Она еще не расспрашивала своего любовника о его тайнах и не выдавала их, однако если такое продолжиться, то она несомненно будет скомпрометирована как юстициарий прежде, чем пройдет достаточно много ночей.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Тореадоры | Персонажи из книг |

Clanbook: Malkavian, Revised

У человека, страдающего этим недугом, боль тесно связана с удовольствием. У вампиров, которые больше не могут получать удовольствия от секса как такового, мазохизм связывается с удовольствием от крови или Поцелуя. Обычно мазохизму сопутствует глубоко укоренившийся стыд, и вампиры-мазохисты часто испытывают отвращение к процессу питания от смертных. Восстановить душевное равновесие им удается за счет испытываемых страданий, которые они считают наказанием за удовольствие, полученное во время приема крови.

Вампиры с этим расстройством испытывают определенные сложности при лечении ран. Вампир, чье здоровье опустилось ниже уровня Ушибов, должен выполнить бросок на силу воли со сложностью 6; в случае неудачного броска в течение следующего хода он не сможет действовать, переживая восхитительное ощущение боли. Более того, для исцеления с помощью крови вампир-мазохист должен выполнить бросок на Самоконтроль со сложность 8, вне зависимости от тяжести ран.

Категории: Vampire: the Masquarade | Психозы |

Clanbook: Ventrue, 
Revised

Предыстория: Майкл стал Сородичем всего десять лет назад, и все эти годы он находится под тайной опекой своего сира, Жуана Биле. Никому за пределами клана Вентру (и мало кому в самом клане) не известно, что Биле – сир Майкла. Таков был план Биле, задуманный им еще до обращения Брендиса. В результате Майклу удалось создать себе репутацию молодого Сородича, который за короткое время сумел обзавестись множеством связей и добиться всеобщего одобрения. Он производит впечатление типичного Вентру: спокойный, уверенный, решительный и самонадеянный.

В реальности все обстоит совсем не так. На самом деле Майкл шагу ступить не может без разрешения или совета своего сира. Биле подавляет его подобно властному родителю. Жуан убедил юного отпрыска в том, что тот ни на что не способен и даже нескольких часов не просуществует без покровительства и защиты Биле. В течение многих лет Майкл верил ему. Он повиновался всем распоряжениям сира, ни на шаг не отступая от роли послушного ребенка.

Сейчас, когда перед ним лежит новый город, Майкл впервые ощутил протест. Он понимает, какие возможности перед ним открываются, но не забывает и об опасностях. Он начал осознавать, что Биле намеренно выдвинул его на передний край, превратив в этакий громоотвод. Ночи полны опасностей, и Майкл понимает, что может погибнуть, если ситуация не изменится. Пока что он продолжает играть привычную роль, позволяя окружающим считать Биле своим умудренным летами советником, а себя – его господином. Сложись обстоятельства так, что эта иллюзия могла бы стать реальностью, и Майкл не упустил бы возможности. Если бы ему хватило смелости.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Вентру | Персонажи из книг |

Clanbook: Nosferatu, 
Revised

Во времена Темных Веков Константинополь играл важную роль в истории Европейских Сородичей. Историки вампиров охотно рассказывают слушателям легенды о Михаиле, византийском Старце клана Тореадор, однако они обычно забывают о скрытой истории города. Средневековый Константинополь имел одну из наиболее обширных систем виадуков и водостоков в Европе, и, скрываясь в них, Малахит из клана Носферату наблюдал за тайной историей Сородичей Восточной Европы.

Сперва Малахит носил имя Малеки и был византийским прелатом. Он был талантливым исследователем оккультизма, и его подверг кровной клятве Магнус, могущественный Ласомбра, который скрывался в тени православной церкви. Магнус пообещал ему большую власть, однако это требовало принятия религиозной доктрины, которую Малеки не поддерживал. Малеки был яростным противником иконоборчества: он верил, что религиозное поклонение требует почитания икон. После того, как множество монахов были изгнаны из города за приверженность этой вере, он подверг это давление публичному порицанию, назвав его очевидной попыткой узурпировать власть. Смелые высказывания Малеки привели Магнуса в ярость, и Ласомбра покарал прелата. Однако вместо того, чтобы немедленно убить Малеки, Ласомбра передал своего ученика в руки ужасных Носферату для Становления.

Размышляя о своей жесткой судьбе и ужасном лице, Малеки прошел полную физическую трансформацию. Наказание не уменьшило его рвения, и вместо этого сделало его мучником в своих глазах. Взяв имя Малахит, он стал действовать под прозвищем «Скала Константинополя», развязав с Магнусом войну за контроль над православной церковью. Магнус сделал крупную ошибку не взяв в расчет то, что Становление, дарованное Носферату, может сломить слабых людей, однако многие из так называемых «Канализационных Крыс» обретают духовную силу в глубинах своего отчаянья.

В последующие годы в православной церкви началась суматоха, однако вскоре религиозные диспуты затмили политические события. Малахит видел, как Константинополь пал под натиском турок, и как он превратился в город, где ислам заменил православную веру. Но он был упрям, и остался в городе, который теперь называют Стамбул. Его великая приверженность своим религиозным принципам превратила его в анахронизм, однако он служит Богу так же преданно, как и столетия назад.

В наше время в обширной канализации под Стамбулом все еще доминируют Носферату. На поверхности стамбульские Сородичи в основном являются мусульманами, но вампиры, которые прячутся, могут веками держать в секрете свои религиозные убеждения от тех, кто находится на поверхности. Выводки под землей придерживаются множества различных верований, и население подземелий отражает собой религиозную эволюцию города. Но, не взирая на различие верований, Носферату объединяет одна цель: поддержание существования их подземного королевства. И хотя мир на поверхности меняется, Малахит крепок в своей вере и продолжает молиться так же, как он делал это столетия назад. Скала Константинополя не сдвинулась с места.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | Носферату | Персонажи из книг |

Clanbook: Malkavian, Revised

Наша история, само собой, начинается с Малкава.

Да. Это он стискивает твою грудную клетку, вцепляется в глотку и заставляет твои безжизненные внутренности сжиматься в страхе. Имя бога становится осязаемым. Имя пугает тебя. И ты, и я, и все наши братья и сестры, даже те, кому не объясняли значение этого имени, - все мы вздрагиваем, когда слышим это имя, и так происходит по его воле.

Слушай. Мы редко взываем к силе имени Малкава; может быть, ты уже знаешь, почему. Нам негоже обсуждать его за стаканом с выпивкой, как люди обсуждают Гитлера или Платона. Да и что мы можем сказать? Ты с равным успехом можешь описывать терзающий тебя голод или полузабытую похоть, потому что все это – он и есть. Часть его живет в тебе, в каком-то темном закоулке твоего мозга – это та теплая, влажная пульсация, которую нельзя понять, но с которой можно только смириться. Пульсация, которая отзывается на каждое произнесенное мною слово, на каждый образ, проносящийся перед нашим внутренним взором. Я говорю с тобой через него.

Но мне кажется… Мне кажется, он не всегда был таким. Нет, не всегда. Расчлененный бог некогда был цельным.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

История Малкава, Отца нашей крови, начинается с Каина. Все наши истории начинаются с Каина, черт бы его побрал. Так уж получилось. Каин был первым, кого обременяли человеческие чувства и кто сумел сбросить их и перейти к следующему уровню творения. Ты веришь в Адама и Еву? Два раба. Ты веришь в Лилит? Ну и дурак. Ты веришь в эволюцию? Неплохая теория, но нашего существования она не объясняет.

Не важно, во что ты веришь. Каин был первым, кто встал над могилой, кто сумел переступить порог смерти и увидеть сразу два мира. Кто-то должен был быть первым. Был ли это тот человек, кто впервые вспахал девственную землю, засеял ее и ждал, когда созреет урожай? Был ли это Каин, убийца своего брата? Был ли это Утанапиштим, обреченный на бессмертие? Или кто-то еще?

Никто из нас этого не помнит, никто из нас не существовал в то время. И.. может быть, это и к лучшему. Если бы его имя было произнесено, его сила сокрушила бы твой разум…

Нет. Забудь об этом. Каин. Зови его Каин. Он был Первым.

Первый был зверем из праха, влажным от крови и безумным от жажды и горя. У него не было души, и он был одинок. Он был болен и хотел разделить свою болезнь с кем-то еще, потому что он не хотел страдать в одиночестве. Поэтому он построил город в тех землях, что позже были омыты водами Потопа, и выбрал трех детей. Со временем они тоже почувствовали одиночество и тоже нашли себе детей…

Малкав… При жизни Малкав был непростым человеком, если верить преданиям. Записи… противоречивы, но все они согласны в одной маленькой подробности. В некоторых текстах упоминается ангел, вестник, избранник – возможно, речь идет о нем. Он был избран, чтобы обладать видением, полученным от сира, или же, возможно, он был выбран из-за этого видения.

Записи становятся еще более непонятными, когда речь заходит о сире Малкава. Я читал, что его сиром был Инош Законодатель, который возлюбил Малкава за его мудрость и усадил по правую руку от своего трона, назвав визирем. В других текстах утверждалось, что Малкава избрал Ирад Сильный, желавший, чтобы сила духа и сердца его потомка были равны его собственной силе. Я слышал также, что Цилла Прекрасная узрела свет, горящий в глазах Малкава, и приблизила его к себе в отсутствие Каина. Песни Малкава повествуют о любви и жажде мудрости, но в них нет согласия… в них нет согласия.

Я думаю, что в конце концов сир Малкава возненавидел его. Может быть, он знал, что Малкав может прозревать грядущее. Фрагмент стиха из Ниневии дает намек, на изучение которого мне потребовалось триста лет; а из собранных осколков глиняной таблички можно понять, что кто-то из Трех призвал одного из Тринадцати и терзал и мучил свое дитя, так как ему не понравилось то, что сказал этот отпрыск… или не сказал. И происходило это, согласно стиху, в то время, когда Тринадцать восстали против своих создателей.

Все остальное довольно легко понять. Трое были низвергнуты; из сохранившихся текстов не совсем ясно, были ли они уничтожены окончательно, или же кто-то из их отпрысков сумел поглотить их сущности. Тринадцать заключили перемирие и жили все вместе. Некоторое время.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Голоса, много голосов, бились в голове Даниэля.

«…он/ Каин проклял его/ Малкава, когда тот опозорил его…

И обрек его на вечное безумие…»

«…Каин многое узнал от Лилит, но она не научила его всему, что знала сама. Когда он покинул ее, она пришла к первенцу своего потомка и поведала ему тайну, которая сокрушила его, разрушила его разум и запятнала его кровь…»

«… Узрите моего самого глупого потомка,

Который назвал безумие счастьем,

Пусть же он станет безумным,

Чтобы все бежали от него…»

«… Тогда [Малкав], сокрывшись от сородичей, упивался кровью Трех. Но она переполняла вены [Малкава], и сердце его готово было лопнуть. Глаза его были открыты, и Истина обрушилась на него…»

«… [Малкав] сжал родителя в руках,

В руках, что крушили камень,

И впился, подобно псу, в шею родителя,

И [старейшина] закричал, подобно тысяче шакалов,

Как гриф, умирающий от стрелы в сердце,

Как лев, убивающий детеныша,

И [Малкав] вдохнул этот крик с воздухом

И начал плакать,

Он плакал много ночей,

Он выл, и рвал волосы на голове, подобно женщине…»

Когда было наложено проклятие? Кто наделил Малкава даром предвидения, причиняющим боль? Хотел бы я знать – я потратил так много времени и сил, и все же ответ, истинный ответ, ускользает от меня. Наши воспоминания искажены, стерты лихорадкой. Что бы ни поразило разум Малкава, оставив в нем эту ужасную зияющую рану, оно настолько напугало его, что каждому из своих двух детей он рассказывал об этом по-разному. Совпадают только те версии, что сиры рассказывают своим ученикам; можно вспомнить и ученых, цитирующих Книгу Нод – но и Книга может ошибаться. Можно предположить, что если бы кто-то еще из внуков каина находился рядом с Малкавом, когда тот обрел Зрение, он бы тоже получил этот дар. Эта сила…

Сила Зрения – это сила самой вселенной. Это не просто болезнь, которая живет в нашей крови, - это связь с хаосом, заполняющим незримые места. Это способность видеть истинную структуру мира, способность смотреть сквозь иллюзии.

Большинство мифов сходятся в том, что Малкав дал Становление своим детям до того, как получил дар Зрения, и когда лихорадка сжигала его кровь, его потомки испытывали те же страдания. Есть и другие истории – о Носферату и всех его детях, чья внешность была проклята; о безымянном Старце, что предложил души – или то, что от них осталось – своих учеников демонам в Аду; о вечной одержимости Арикель и всего ее потомства. Силы, сотрясавшие древний мир, могли поразить всю линию крови; Пробуждение – лишь побочный эффект…

Я отвлекся.

Зрение, как можно понять, стало достоянием всех потомков Малкава, как и его самого, и каждый новообращенный, просыпаясь после Становления, ощущал эту мягкую пульсацию у себя в голове. Кровь Малкава была подвержена… влиянию безумия, окутывавшего весь мир. Зрение повлияло на его способность к видению, сделав его прорицания более точными, чем ранее, но одновременно оно стало тяжелой ношей.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Тебе повезло, дитя мое, - ты живешь во времена, когда люди стали более милосердными. Они гордятся своими знаниями и всегда готовы к сочувствию. На Западе сумасшедших, может быть, и не любят, но и не стараются заковать их в цепи и запереть в камерах. На безумца, посреди улицы распевающего псалом во славу Матери-Луны, не обращают особого внимания. Когда люди пытаются вылечить его, они прибегают к лекарствам и играм.

Во времена наших дедов все было не так. Сумасшедшие не считались больными, они считались одержимыми. Считалось, что изгнать демонов из несчастных можно с помощью порки или голодания; тогда злобные духи должны будут покинуть ослабевшее тело и отправиться на поиски нового пристанища.

Такова была наша судьба. Многие внуки Малкава погибали, стоило им слишком далеко уйти от прародителя. Потомки других представителей Третьего Поколения были бы рады убить самого Малкава – но не стали этого делать. Может быть, им запретил Каин. Может быть, все дело было в Зрении и видениях Малкава, из-за которых кое-кто решался сблизиться с ним, и поэтому Малкав никогда не оставался в полном одиночестве. Он был одинок, да, но не совсем.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Притча:

Двое из Патриархов были братьями Малкава. Одним из них был Саулот, который при жизни любил тело Малкава и тела других и стремился улучшить свою бессмертную плоть. Вторым был Сет, который жаждал вечности и хотел подарить вечность тем, кого любил, и ради этого учился властвовать над своей душой, порождением ночи. Братья, они пришли к Малкаву, чтобы утешить его, но не было бальзама, способного исцелить его раны, и не было эликсира, чтобы потушить сжигающий его жар. И, отчаявшись помочь ему, они говорили о множестве вещей: о длинных ночах и слабости людей, о жизни и смерти и тех тайнах, что сокрыты в них.

И случилось так, что речи Малкава рассердили Сета, который в ответ наговорил много грубых слов, желая обидеть Малкава. Малкав же сказал, что рано или поздно все сущее откроется в видениях, быстрых и противоречивых, но все же доступных уму и восприятию, как доступны зрению стены пещеры, освещаемой тусклым факелом. Но Сет продолжал спорить, утверждая, что лишь в глубинах души можно найти истину и что люди, полные несовершенства, могут осознать величие вселенной, но лишь с помощью бессмертных дано им узреть сокрытое.

В конце разговора они долго смотрели друг на друга, а затем решили обратиться к брату своему Саулоту, чтобы он рассудил их. Разве не верно, спросил Сет, что человек обретает мудрость в глубинах отчаяния и что он может найти все ответы глубоко в своей душе? Но разве не приходит мудрость извне, спросил Малкав, от глаз, которые видят слишком многое и, наконец, от разума?

Саулот нахмурился, голова его поникла, и признался он, что не знает ответа. И пожалел он о сказанном, потому что знал: не будет ему покоя, пока он не найдет ответ.

Поэтому Саулот встал и сказал: «Хотя я не знаю ответа, я найду его». Говоря так, он отдал свой меч Сету, попросив сохранить клинок до его возвращения; и Сет подарил Саулоту посох, покрытый шипами, и пожелал ему счастливого пути. Малкаву же Саулот отдал свою корону, но Малкаву нечего было дать ему взамен, поэтому он надкусил себе палец и кровью начертал на лбу Саулота глаз, а затем пожелал ему счастливого пути. И Саулот, зная, что в пути его подстерегают неисчислимые опасности, ушел к горизонту, и Малкав до самой своей гибели ни разу не встретился с ним.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Малкав стал прародителем кошмаров. Ему была дана сила творить, но, как и прочие Сородичи, он мог создавать лишь свои подобия.

Но после того, как суть его изменилась, а глаза узрели то, чего его дети видеть не могли, он понял, что его создания больше ему не принадлежали. Они больше не были его подобиями.

Никто не мог противостоять ему. Никто.

Кровь, которую мы знаем, боги, герои и чудовища нашего племени – всех их породил Малкав после надлома. Спроси духов земли, прислушайся к глубинам дремлющего разума Малкава, задай вопрос старейшине любого из кланов – ты получишь один и тот же ответ. Те, кто был до, погибли. Те, кто пришел после – стали нами.

Он решил, сколько у него будет детей. Мы не знаем, что это было за число. Может быть, их было восемь, или двенадцать, или двадцать, или тридцать шесть. Все они были одним целым. И количество их собственных детей не превосходило того числа, потому что они выбирались лишь однажды и все вместе.

Я боюсь – и ты боишься, не можешь не бояться, - я боюсь, что один из его детей окончательно уничтожен. Числа священны, и он может проснуться, чтобы исправить счет.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Кто же был его порождением? Мы знаем лишь нескольких из них. Одна из них упоминается – нет, ее имя не названо – в отрывках законов и легенд, дошедших до нас из далекой Месопотамии.

Она была дружелюбна, красива и мила. Она была храмовой проституткой и сумела успокоить Малкава, как Шамхат некогда сумела укротить дикого зверя. Она охладила его лоб водой и маслами, она приносила ему пищу, когда жажда терзала его.

Старая песня, в которой сиром Малкава названа Цилла, утверждает, что он любил Циллу, но затем присоединился к тем, кто искал ее смерти. Если это правда, то, возможно, в той женщине он видел свою возлюбленную, но недостижимую владычицу. И он выбрал ее для себя… а потом, ибо такова была его судьба, он отверг ее. От его прикосновения ее разум разлетелся на тысячу осколков, он с сожалением оттолкнул ее от себя – если только Малкав мог почувствовать сожаление.

Но ее история на этом не заканчивается. Существует немало легенд, повествующих о нашем прародителе, в гневе убивающем собственных детей. Но ее он не стал уничтожать. Как-то я сумел прикоснуться к смутным воспоминаниям о ее лице, ее нежности и ее голоде. Голос ее доносит предания о Чумной Невесте, о Старице, носившей его лихорадку подобно короне.

Как видишь, именно прелестная блудница Малкава положила начало распространению инфекции. Она безумно любила нашего прародителя и потому полюбила сохранившуюся в ней его частицу, которая живет и во всех нас. А ее милосердие никогда не ослабевало.

Она – Чумная Невеста. В наших историях и преданиях о ней рассказывается как об этакой Тифозной Мэри, которая одаривала болезнью Малкава тех, к кому чувствовала жалость, хотя ее дар должен был уничтожить их. Иногда она приходила к новорожденным и кусала их, а затем облегчала их страдания во время Становления. Я слышал сказания о Безумной Джейн и хотел бы знать, так ли уж была виновна давно исчезнувшая Джейн Пеннингтон, или же это отвергнутая невеста Малкава влияла на наши видения. И, как и со всеми детьми Малкава, мы никогда не слышали – и не чувствовали, - что его невеста умерла.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Другим потомком Малкава был уроженец Урука, Города Площадей. Он знал дикаря Энкиду и жил при дворе Нинурты Воинственного и Эрры Чумного. Он был умен, весел и выделялся своими достоинствами среди игиги, что ночами правили в землях между реками. Звали его Ниссику, что означает «Мудрый Принц».

Имя было выбрано верно – или, быть может, имя само выбрало его. Ниссику был рожден трикстером, по крайней мере, так уверяют легенды. Он был шарлатаном, притворявшимся провидцем, или, возможно, аристократом, который развлекался, изображая приступы безумия, или простым сумасшедшим, полным очарования. Песни так непонятны, но они во многом сходятся…

Он вошел в семью, и он был одним из первых. Когда он выпил кровь Малкава и переродился… возможно, его укус был слишком глубок. Его Зрение позволяло ему видеть не только реальность, а его ловкие пальцы следовали за Зрением. Я слышал истории о том, как Мудрый Принц проник сквозь кожу мира и обнаружил холодные острые структуры, лежащие между мягкими нежными миражами. Говорят, что Малкав бросил его вскоре после Становления; хотелось бы мне знать, не видел ли отец самого себя в своем порождении.

Под тысячами имен и лиц скрывался Ниссику. Я слышал, как Гангрелы говорят об Иктоми, и думал о Ниссику. Я слышал Носферату, произносящих имя Малка Довольного, и думал о Ниссику. Иктоми, Малк Довольный, Дьявол Ганс, Вавилонянин, Пожиратель глупцов, Старый Ненавистник – все эти имена вызывали у меня одни и те же воспоминания. Я уверен, что Мудрый Принц дожил до наших дней; у меня нет доказательств, но я чувствую его смех, который крыльями моли щекочет мою исчезнувшую шею. Он опять идет куда-то, двигаясь к своей следующей цели, и глаза его неотрывно следят за следующей жертвой, а руки готовы схватить Ложь и разорвать ее на части, высвобождая то, что таится за ней. У него еще много работы.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Имена. И снова все возвращается к именам. Малкав – имя безумия. Каин – прозвание чудовища, имя для величайшего из когда-либо наложенных проклятий, имя столь ужасное, что оно способно обжечь плоть, подобно солнечным лучам, и наполнить тебя голодом, стоит только ему до тебя добраться.

Считай, что тебе повезло, парень. Благословенны мы среди Сородичей, потому что над нами имена не имеют полной власти. У одного и того же предмета может быть одно имя для мира и совсем другое – для тебя или твоих сродственников. Мы более свободны от имен, нам не надо все время называться одинаково, не надо быть логичными, стойкими и неизменными. Зависеть от имен, как от них зависят все остальные, - вот в чем слабость.

Один из детей подчинил себе эту слабость. Сила, которую он украл, до которой он добрался, которую он впитал в себя, была силой поглощать имена – полностью вбирать имена в себя и жать за счет полученной от них энергии. Он мог поглотить имя человека, и тот человек слабел и умирал, а все, что было в этом человеке, он переваривал и вбирал в себя.

Я знаю, что эта история – чистая правда, потому что я слышал его. Иногда, когда разум умолкает, тщась вспомнить давно забытое слово, его можно услышать. Так было со мной. И с другими. Мы слышали его, слышали, как где-то вдалеке он размышляет над давно забытыми предметами; слышали, как скрипят кинжально-острые зубы о тонкую кожу имен.

Я годами не слышал его. Может быть, он заметил меня, и скрылся, чтобы спокойно продолжить насыщение. Может быть, сейчас он спит, переваривая силу имени, которое все мы некогда знали, но теперь не сможем вспомнить. Может быть, он попытался сожрать имя слишком большое или слишком злобное и подавился им. Никто ничего не знает. Никто не может найти его, пока он сам не решит найти тебя. Потому что, само собой, когда он овладел умением пожирать имена, откусывать куски от самой реальности, разжевывать и проглатывать их, - первым делом он поглотил свое собственное имя.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

И снова зашуршали сухие голоса, зашелестели их ломкие бумажные крылья.

«… Город этот был столь же велик, как и город Каина, но постепенно он старел.

Как и все живые существа, он был обречен на умирание…»

Хроники Каина правы. Города – живые существа, и время от времени они болеют. Второй Город заболел, и яд в нашей крови, в крови всех тринадцати колен, принес свои плоды. Правителей города постепенно охватывало беспокойство, а их стада сходили с ума под грузом обязанностей. Глубокие трещины рассекли сердце города… и сердце города разорвалось. И причиной тому снова стал отпрыск, покусившийся на своего сира.

А затем началась война.

Этот запах, запах пролитой крови, впитывающейся в землю, запах пожаров, и горящего жира, и волос, и кожи, и высохших костей, - этот запах… и все же…

Воспоминания… Они слишком слабы, слишком неустойчивы. Полные, завершенные образы войны не всплывают в памяти. Записи по-разному толкуют о причинах войны: то ли Древние пошли войной друг на друга, то ли скот восстал, то ли кто-то третий, может быть, Лунные Чудовища, прорвался сквозь стены. Тринадцать бежали, каждый в своем направлении. Никогда более не будут они сидеть рядом, упиваясь кровью; теперь они стали врагами и соперниками.

Во время этого бегства, недалеко от города Петра, Малкав погиб.

Мир Даниэля померк. В нем была огромная, зияющая пустота…

А затем мир вернулся, и голос вместе с ним.

Мы не знаем, чья рука дотянулась до бегущего прочь Малкава. Был ли это один из его братьев – может быть, Сет, или завистливый Тореадор, или Ассам, делавший первые шаги на поприще убийцы? Были ли это обозленные дети Сифа? Или чудовища, которые теперь спят глубоко под землей? Все это только предположения, потому что все, кто был с ним, тоже были пойманы и…

Его поймали, а затем стали рвать на части – клыками, когтями, бронзовыми кинжалами. Кровь его пролилась на песок и камни, потому что те, кто поймал его, боялись его крови и той энергии, что билась в ней, и не решились выпить ее. Но они разорвали его плоть, а затем взяли части его тела и бросили их в реки, утопили в океане, закопали под камнями.

Все, кто хоть что-то понимает в египетской мифологии, скажут тебе, что истинного бога так убить нельзя.

Нет, Малкав не умер. Его кровь впиталась в землю и затем пробудилась к жизни. Мне говорили, что его дети приходили к скале, где его убили, и лакали его кровь и уносили ее с собой. Каким-то образом кровь сохранялась в них – и с кровью в них сохранялся он, в них и во всех нас. Его разум, пошатнувшийся и расстроенный, пустил корни в умах его потомков. Его нервы, более не состоящие из мельчайших частиц плоти, связали воедино частицы его крови.

Всю эту историю я узнал из легенд, видений и бессвязного бреда. Но часто, слишком часто рассказчики в конце повествования утверждали, что плоти Малкава ни разу не касалось солнце, а значит, он никогда не был окончательно уничтожен. В это верю и я – когда у меня было тело, я чувствовал его внутри себя, и сейчас, когда тела у меня нет, я по-прежнему ощущаю его прикосновения. Он не погиб.

Помни. Это предание, легенда, миф. От этого рассказанная мной история не становится правдой, но не становится и ложью. Эту историю нашептала мне больная кровь, и черная желчь подтвердила ее. Эта история живет в тебе. Помни.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

И было так. Одна-единственная жестокость, и они – мы перестали быть единой семьей, горсткой детей и внуков, теснящихся у ног патриарха. Наш предок, центр всего нашего бытия, ушел; он был расчленен и рассеян по свету. Мы не могли более полагаться на защиту нашего божественного прародителя, и многих из нас вскоре уничтожили. Этот рок будет преследовать нас вовеки – если ранее и можно было выбирать дитя под влиянием минутного каприза, то теперь все изменилось.

И в то же время уход Малкава дал рождение Семье Малкавиан. Не было больше полубога, в тени которого можно было затаится, не было руководства со стороны их – нашего сира, и Старцы посчитали полубогами самих себя. Один законодатель превращался в восемь - двенадцать, двадцать, тридцать шесть? – и каждый из них порождал новых законодателей, разум которых был ограничен требованиями тирана, обитавшего у них в голове. Зеркало было разбито; бесчисленные осколки отражали лишь малую толику реальности. Они слышали голоса, они следовали своим видениям, они давали Становление и позволяли своим детям бродить, где им вздумается. Пришло время идти в земли людей – во все обитаемые земли.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Для нас города имели большее значение, чем для остальных. Я уже говорил, что города – живые существа. Они дышат и пульсируют, как живой разум, – улицы их подобны складкам мозга, по которым быстрыми импульсами проносятся всадники и пешеходы, связывая одно место с другим. И чем старше становится город, тем явственней проявляется его безумие. Города – вот подходящее для нас место.

Семья нашла себе пристанище в Месопотамии, в Средиземноморье и в Северной Африке. Сильные зарастали жирком, а слабые понимали, на что они способны. Те, кто пришел раньше, кто был порождением уст Малкава и его отпрыска, селились за пределами темных переходов Урука, закутывались в дым и смотрели на голые черепа воинов Сеннахериба, подобные маленьким меловым холмам, скрывали пугающие тайны от пытливых умов жрецов Мемфиса и Фив. В Индии они пели странные песни о Пандавах; тени их падали на столы персидских князей. Их было мало, но они повсюду следовали за людьми, возводившими города.

Греция

Греция вечно живет в нашей памяти. Там человеческое стадо начало очищать свои глаза от грязи и искать истину, сокрытую от них их обманчивыми чувствами. Они смотрели на вселенную и размышляли о себе, они исследовали стены самой реальности и спрашивали себя, может ли Норма, Очевидность заменить Ложь. Гиппократ начал изучать болезни тела и зашел так далеко, что предположил связь между сознанием и мозгом. Было так… Было бы так заманчиво подарить величайшим мыслителям эпохи поцелуй Зрения и посмотреть, что из этого выйдет. Но на эту землю проливала свои лучи луна, и многие из потомков Каина собрались там, как и… другие порождения ночного светила, охотящиеся под покровом темноты. Если рассуждать логически, у нас не было шансов.

Нас было мало, тех, кто стал матерями и отцами будущего клана, но! Но мы были ужасны.

Кем были они – кем были мы тогда? Там была Кибела, которая укутывалась землей, как плащом, и пила кровь верующих, как дождевую воду. Дионисий, да; он заявлял, что был участником Элевсинских мистерий и руководил толпами, призывающими Персефону из подземного царства, но его не раз ловили на лжи. Ламдиэль, ослепленный солнцем, но всевидящий пророк, бродил по выжженным безжизненным пустошам неподалеку от Иерусалима. Сила лихорадки в их конечностях и мудрость, даруемая Зрением, - вот что делало их поистине страшными.

Но в мире существовали и другие, более древние создания. Я улавливал слабые вибрации, дрожь от их движения, тревожащего землю. Может быть, ты слышал, как они ворочаются во сне, может быть, тебе еще предстоит это услышать.

Древние создания. О них говорится в пугающих плачах, разносящихся по Паутине, плачах, повествующих о нашем бегстве из Африки.

Я хотел бы больше узнать об исходе – я боюсь этого знания, но и жажду его. Я слышал, что в Карфагене небольшая ветвь Малкавианов погибла на жертвенниках Ваала. Я помню, как последние из нас покидали Египет, и речь их была речью ночных кошмаров. Их вопли рассказали нам о твари, что пришла к нам и вонзила свои окровавленные зубы в наши черепа, словно пытаясь поглотить наши больные разумы. Может быть, эта тварь, это чудовище ненавидело нас из-за нашего восприятия и боялось что наше Зрение позволит увидеть сквозь все его покровы? Или же это был кто-то из древних – из порождений самого Малкава, пытающийся впитать в себя все наше безумие?

Я не знаю. И никто, с кем я говорил, не знает. Скрежет длинных когтей в ночи, быстрый удар в заднюю часть шеи – больше мы ничего от нашего преследователя (или преследователей) не получали.

Семья бежала из Африки. Найдется ли тот, кто станет винить нас?

Рим

Разумеется, семья не могла обойти Рим стороной. Как я уже говорил, мы – порождения городов, этих каменных живых разумов. Рим был упорядоченным разумом, великим разумом, в чьих переулках таились первые признаки упадка. Старшие из нас в восхищении бродили по улицам Рима, мечтающего обо всем, о чем только могут мечтать города.

Может быть, Рим мечтал о крови.

Запах крови и дыма ударил Даниэлю в ноздри. Он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь избавиться от вони, но тело ему не повиновалось.

Когда я вспоминаю о Риме, мечтаю или размышляю о нем, имя «Камилл» вновь и вновь приходит мне на ум. Камилл… князь. Его руки были из железа – смазанного маслом, чтобы уберечься от ржавчины, - и таким же прочным был его закон. Камилл был достаточно умен, чтобы приблизить к себе часть семьи и дать им столько свободы, сколько им захочется. Как и всем хорошим князьям, Камиллу нужны были предсказатели – как убедился Юлий на собственной шкуре. Мы процветали, нам позволили выбрать себе потомков, что мы и сделали. Семья жила… весьма хорошо в то время.

Когда вампир – не важно, разжиревший от крови аристократов или худой и голодный, как леопард в Колизее, - когда вампир чего-либо хотел, он получал желаемое от Империи. Граждане были сильны и многочисленны, как только можно пожелать, и каждую ночь корабли приносили из провинций новых сородичей. До того… до первых признаков разрушения мы жили в полном довольстве. Трения начались только тогда, когда и стадо и Сородичи слишком свыклись с существующими законами и порядком. И… и не было ничего, чего нельзя было бы исправить терпением. Но рано или поздно все должно было измениться.

Карфаген

Когда слухи о городе, построенном потомками Бруха и Ассама, пересекли Средиземное море, неупокоенных Рима охватил страх. Страх… или зависть. И одного этого чувства было бы… было достаточно.

Карфаген… Это название не сходит с уст заботливых старейшин Бруха, желающих возобновить договоры со стадом, и упрямых старейшин Вентру, предостерегающих против сделок с Адом. Прошло более двух тысяч лет, но они до сих пор помнят Карфаген. Это была не просто стычка между враждующими кланами или соперничающими князьями. Это была первая из войн, в которой внуки Каина сражались друг с другом.

Страх и зависть – вот что владело вампирами великого Рима. Страх и зависть стучались в высохшие сердца, и постепенно предчувствие ужасной катастрофы стало столь явным, что даже самый слепой из Каинитов мог примерно описать ее.

Однажды князь Рима пришел к провидице по имени Трифоза, которая была одной из нас. Камилл верил в ее пророческие способности, и на то у него были причины – ее Зрение было сильно и позволяло ей прозревать дальше, чем остальным. Она приняла его в своей обветшалой обители, долго всматривалась в грязь, ища следы будущего, и наконец заговорила:

«Горе тебе, Камилл, если сокроешься ты за стенами и не нанесешь удара по улью, имя которому – Карфаген. Там уста отцов запачканы кровью детей, а руки детей запятнаны плотью матерей! Их боги, имена которых – Ваал-Амон, Мелькарт и Танит, требуют себе в жертву детей Сифа, сжигаемых в пламени! Не оставь там камня на камне, ибо если хотя бы один камень останется лежать поверх другого, породят они потоки крови, что затопит сам Рим!»

Ее слова – это все, что у нас есть. Как бы я ни вглядывался, я не могу найти ее видения; может быть, оно сокрылось в темных складках памяти, расправить которые могут лишь старейшие из нас, или же сгорело в момент ее смерти.

Но ее слов было достаточно. Камилл напал на город с такой силой, будто собирался атаковать саму Геенну. И черные вороны семьи Малкавиан летели позади него – не перед ним.

Исключением стал, насколько мне известно, Дионисий. Если сохранившиеся записи не врут, он пришел в Карфаген задолго до окончания войны. Может быть, он вошел в ворота города еще до того, как война началась. По почти наверняка его сила струилась от одной стены к другой, высвобождая ярость людей и вампиров. В его власти было взбунтовать весь город – и он этой властью воспользовался. Когда он проходил мимо стен, защитников Карфагена охватывало безумие, и в конце концов они потерпели поражение.

Мы смотрели на огни осажденного города, мы выбирали себе пищу и детей среди его жителей, обращенных в рабов, мы, подобно черным воронам, сидели на его камнях, когда наконец у города не осталось защитников.

И, может быть, Трифозой двигали добрые намерения.

Но не Сципионом. Римский военачальник был… был очень хитрым человеком, из тех, что нападают, едва заключив перемирие, если это позволяет им достичь желанной цели. Наверное, в конце концов его посетило недоброе предчувствие. Иначе почему он, столь удрученный видом пылающего Карфагена, оплавленных, залитых кровью камней, пробормотал: «А когда-нибудь – и Рим»?

Эти его слова опровергают устоявшееся мнение о прирожденной слепоте смертных.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Стадо было многочисленно, оно теснилось на небольшой территории и отличалось высокомерием. Их болезнь развивалась очень быстро и охватывала все новых людей, и уже не было смысла вскрывать нарыв – предотвратить эпидемию было невозможно. Империя волчьих выкормышей была обречена, и рок их был явственно читаем на лицах потомков Тиберия…

Другие… семьи смотрели на нас и думали, что видят наши замыслы. Зараза Малкава жила в наших венах, а династия императоров была подвержена сумасшествию, поэтому остальные считали, что Нерон и Калигула каким-то образом связаны с нами. Они видели узор, да, но не замечали ткани. Сумасшедшие императоры, трибуны и солдаты – не думаешь же ты, что сумасшествие было прерогативой правящей семьи? – влекли нас, но нам не нужно было подчинять их, по крайней мере, столь явно и в таких количествах. Для нас это была… игра, да. Слишком просто считать, что Калигула и Нерон были нашими ставленниками. Я думаю – я почти помню, - что кто-то другой отчаянно цеплялся за династию, но добивался лишь того, что очередной старый дурак ускользал у него из рук и попадался в сети, расставленные нашей семьей.

Калигула. Нарыв на теле человечества. Он был первым признаком упадка Рима; первым из их династии, кто открыто бросил вызов Лжи, но сделал это, не обладая видением. Он был слеп, и слепота его была заразна. Следующие предвестники упадка – Нерон с его пожаром и год четырех императоров. Прежние правительственные структуры еще что-то делали, но жизнь в них быстро угасала. Кукловоды из числа Каинитов постоянно ссорились, пытаясь вернуть себе власть, но их незримые войны были, по большому счету, лишь еще одной судорогой умирающей Империи. В кровавое царствование Коммода Зов не раз влек нас к тронам, и мы наблюдали за постепенным развалом армии. За пять десятилетий сменилось более двух дюжин императоров, и только один из них не был убит! Искра надежды зажглась в глазах Патрициев, когда Диоклетиан и Константин почти – почти! – подчинили себе Империю, но нет. Все было кончено. Я до сих пор ощущаю привкус тщетных усилий… как влажный пепел, налипший на язык.

В нашей истории эхом разносятся скорбные плачи, повествующие о последнем собрании в Риме. Причиной встречи, насколько я понял, было падение великого города, но ничего хорошего из нее не вышло. Малкавиане, пришедшие на этот последний Зов, были убиты и преданы огню. Может быть, это была ненужная месть тех Каинитов, кто считал Калигулу, Коммода и прочих делом наших рук. Может быть, среди вандалов были… волки. Эта часть Паутины обратилась в пепел и покрылась тьмой, и цель собрания – чего они хотели достигнуть, хотели ли они защищаться или прятаться? – ускользает от нас.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Наверное, когда Рим горел, кто-то оплакивал его. Кто-то, не принадлежащий к нашей семье. Если подумать…

Не думаю, что слезы эти были искренними. Да, подошел к концу долгий пир, полный роскоши и удовольствий. Но на земле наступали новые времена. Те, кому хватило ума уйти в другие земли, найти другие города, старые и новые, растущие, живые города, усеявшие весь мир, стали королями и даже богами. Я уверен, что самые упорные скорбящие в итоге оставили свои уединенные обители, чтобы насладиться долгим временем процветания.

Процветание. Пожалуй, не совсем верное слово. Церковь приобрела власть и стремилась проникнуть в самые удаленные уголки континента. Но в ее тени наша раса чувствовала себя вполне уютно.

Что мне сказать о Долгой ночи? Это было мое время, мой век. Это было время, принадлежавшее всем нам. Гордые внуки Каина правили землями так, как им хотелось, подчиняясь только своим сирам и никому другому – если только сиры были поблизости. Земли были разделены на тысячи владений, и в каждой правил свой лорд. Я… Лорд мог одним мановением руки принудить скот напасть на их детей, братьев и сестер. Он мог прошептать одно слово, и факелы, освещавшие ночь, гасли и шипели в бессилии. Он мог призвать своего коня и гончих, и тогда охота мчалась по лесам и долинам, и темная кровь наших… их жертв блестела под лунным светом.

Но… эти воспоминания к нам не относятся. Мы в эти игры не играли. Мы почти никогда не были лордами и владыками. Свет факелов был слишком сильным, слишком ярким; мы же привыкли править под светом нашей Луны. Зачем править открыто, если всегда можно добиться желаемого от правителя с помощью слов, загадок и жестов? Нашей судьбой было приходить ко дворам зваными и незваными, проникать туда, куда вход остальным придворным был закрыт, задавать вопросы, на которые никто больше не решился бы…

И мы… мы так много видели. И помнили.

Слишком много преданий… слишком много, чтобы можно было разобраться в них. Это была моя эпоха, но даже я не верю во все истории, рассказываемые о Долгой ночи. Короли, которыми управляют их неупокоенные придворные… сплетенные воедино массы живой и неживой плоти, содрогающиеся от жажды крови… старухи с железными зубами, владеющие пергаментными свитками, на которых записаны тайны Лилит… демоны, вонзающие свои клыки в рассудок смертных и даже Каинитов… еретические секты, проповедующие слово Каина Спасителя… чаша, полная крови Малкава… древние боги, затаившиеся под торфяными болотами и ждущие жертв… волшебный народец, готовый причинить вред любому, у кого не окажется при себе железа…

Хватит. Слишком много легенд, и они слишком плотно переплетены с фактами, с теми фактами, что помним мы, и с теми, что люди записали в своих текстах, в которых отразили то немногое, что смогли узнать с помощью восприятия. Такая мешанина… причиняет боль. Сбивает с толку.

Но вот тебе факты.

Много позже я слышал, что в 1243 году кое-кто из наших родичей откликнулся на очень слабый зов, пришедший из Лондона, и отправился туда, чтобы стать свидетелем основания монастыря Марии Вифлеемской – того самого Бедлама. Поначалу они, должно быть, испытывали сильное замешательство, пытаясь понять, почему их так влекло туда. До начала пятнадцатого века или даже до его середины никто из них не понимал, почему это место было столь важно. Поначалу оно не имело большого значения – но со временем становилось все больше и больше. Хотел бы я знать, когда были прорыты каналы, по которым потекла незримая лихорадка…

Наверное, я слишком много рассуждал о власти и почти ничего не упомянул об ужасе. Не следует думать, что та эпоха была веком полного блаженства. Тогда погибло немало наших собратьев, чудовищ, разжиревших от крови и потерявших всякую осторожность. Они слишком полагались на свои видения и открыто бросали вызов священникам и дворянству. Кое-кого из них схватили и уничтожили люди; кое-кто стал жертвой обозленных отпрысков других семей. Некоторых посадили на кол на потеху Извергам, другие, не прислушавшись к предостережениям, слишком углубились в леса.

Это было время, когда вампир мог убивать, когда пожелает. А такие времена не проходят бесследно.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Клан Малкавиан редко сталкивался с адскими силами. Личности, способные увлечься демонологией и темными искусствами, редко встречаются в Клане Луны. По крайней мере, это следует из привычек клана. Но одна легенда, относящаяся к эпохе Длинной ночи, все же намекает на связь между Малкавианом и адскими тварями, и связь эта наложила свой отпечаток на мир.

Как гласит легенда, демон по имени Элмолех преследовал Лунатика, желая отнять его душу, - предположительно потому, что заключил пари с другим демоном, который утверждал, что душу безумца не так-то просто заполучить. Уверенный в своих силах Элмолех выбрал в качестве жертвы монахиню, некую Женевьеву из Лиможа, которая была старшей дочерью семьи Малкава. Шесть ночей подряд он приходил к ней, терзая ее видениями ужасных мук, в полной уверенности, что ее и без того надтреснутый разум не устоит.

Но на седьмую ночь Элмолех, через окно проникнувший в здание монастыря, увидел перед собой весь клан. Он попытался убежать, но слитая воедино сила безумцев удержала его на месте. И хотя никто толком не знал, как им это удалось – но на Зов Женевьевы наверняка откликнулся один из Старцев, - Малкавиане, объединив усилия, вселили демона в тело смертного. После чего отпустили его, бессмертного и безумного, в ночь.

Те Малкавиане, которым известна история Элмолеха, говорят, что он до сих пор бродит по земле – этакий адский аналог Вечного Жида. Порою по Паутине проносятся истории о последней встрече с ним. Ходят слухи, что бывший демон спит в мусорных кучах Дрездена, вздрагивает от детского смеха в Рио-де-Жанейро или просит милостыню у прохожих в Йоханнесбурге. Те, кто говорил с Элмолехом, якобы слышали в его бормотании запретные пророчества, которых нельзя найти в Паутине. Но эти Малкавиане – по крайней мере, так говорят – тоже не могли ни с кем обсудить полученные знания. Все, что им остается, это поступать в соответствии с его откровениями. Как будто клану нужны еще какие-то оправдания кажущихся бессмысленными действий…

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

Говорят, что Малкав предвидел смерть своего возлюбленного брата, Саулота Странника. Я… Я сам ничего не вижу. Плачи на языке Вавилона, что доходят до меня из глубин веков, плачи, рассказывающие о нем, - они могут открыть лишь такую малость. Даже если некогда наш божественный отец и произносил эти слова, они давно обратились в пепел и рассыпались в пыль. И все же… и все же я думаю, что Малкав мог увидеть признаки смерти на спокойном челе своего брата.

Некоторые из наших… преданий, наших воспоминаний рассказывают о детях Сеориса. Поначалу они были тихим, замкнутым народом. Глаза их загорались, когда они касались нашей плоти, но они не осмеливались подолгу смотреть на нас – в конце концов, они были юнцами, а мы вызываем у юнцов ужас. Но эти умники выследили пути, по которым странствовал наш двоюродный дед, застали его на его ложе – на ложе, где он лежал, неоскверненный и нетронутый никем из других линий крови, и сумели поглотить его.

Или, может быть, поглощение потребовало некоторого времени. Записи не совсем понятны, а голоса противоречивы.

Я понимаю, что это нелепо, но… меня терзает любопытство. Порою о Саулоте повествуют словами и образами, которые вызывают у меня непрошенные воспоминания о Пожирателе, - как о Саулоте поглотителе, существе, которое может питаться силами земли или даже силами души. Нет ничего невероятного в том, что он умел поглощать души. Он был слишком голоден для просветления.

А юнцы из Сеориса? Его голод вошел в них, и… и, может быть, с тех пор он терзает их внутренности. В аурах Тремер порою заметны странные проблески, на которые практически никто не обращает внимания. Я весь дрожу при мысли, что голод, охвативший брата Саулота во время его бесконечного путешествия на Восток – каким бы ни был этот голод, - по-прежнему живет в самых младших из наших родичей.

Именно поэтому преступление Тремера и его детей никогда не заставит нас начать войну. Хотя Саулот для всех нас был почти членом семьи, семья не стала объединяться с Цимисхи и Гангрелами, жаждавшими крови Узурпаторов. Кое-кто принял участие в сражениях; но что касается меня и пары-тройки моих братьев и сестер, то мы просто сидели на склонах мрачных Карпатских гор, укрывшись покровом теней, и смотрели на кровопролитие. Мне… нам казалось, что порицать Узурпаторов было бы с нашей стороны большой бесцеремонностью. Дети проницательности, которыми они и были, Тремер стали идеальными наследниками Саулота. Они – то, чем он должен был стать.

Может быть, я ошибаюсь. Может быть, я все время ошибаюсь. Но если бы Тремер и в самом деле должны были быть уничтожены, разве не были бы они сейчас лишь воспоминанием?

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |

Clanbook: Malkavian, Revised

На то была воля Господня – так они утверждали. Господь пожелал, чтобы они собрались и отвоевали Иерусалим у мусульман. Господь пожелал, чтобы они покинули дома и босиком отправились навстречу смерти. Господь пожелал, чтобы в землях Рейна они убивали евреев, словно готовясь к грядущей войне. Господь пожелал, чтобы они разграбили Святой Город и убили его жителей.

Если Господь и в самом деле пожелал все это, то я готов поверить, что Он ничего не имеет против нашего существования.

Иерусалим пал в 1099, и вопли горожан до сих пор эхом звучат в нашей памяти. Кровопролитие, насилие, безумие – сама земля была иссечена до крови. И, подобно пролитому вину, кровь Малкава, носительница его сумасшествия, потекла по этим ранам к городу. Так много крови, так много безумия – да, даже земля рыдала, и мы слышали ее плач. Пришел Зов, и мы отправились в путь.

Другие, дети прочих кланов, видели, как мы собираемся там. К тому времени они уже объявили, что, должно быть, сам Малкав похоронен в Святой Земле, и что его сны, его слепой жар является причиной всех бедствий того региона. Они… весьма невежественны, даже глупы, если полагают, что сила Малкава столь невелика, - но в этом невежестве их спасение, так что не следует переубеждать их.

Категории: Vampire: the Masquarade | Каиниты | История | Малкавианы |